К самой охоте в наши времена, когда она не является уже способом добычи пищи, изжив себя до экстравагантного развлечения, можно относиться как угодно. Охотились (и сейчас охотятся) на кого угодно — и с кем угодно: с таксой на лису, с хорьком на кроликов, с собаками на кабанов и медведей, с гепардами... чорт знает, на кого с ними охотились. Но что может быть прекраснее образа дамы в старинном платье, складки которого декоративными волнами скрывают круп лошади, с ястребом на перчатке, своей грубостью так прелестно диссонирующей с изяществом ее хозяйки!

Нарисованная нашим воображением картинка, нужно заметить, относится уже к тем временам, когда соколиная охота становится развлечением знати, дорогостоящим, эффектным и зачастую достаточно бессмысленным, ибо за внешним блеском (выбор породы за внешние, а не охотничьи качества, желание блеснуть друг перед другом красивенькими безделушками и "аксессуарами" — затейливо украшенными клобучками, тисненными должиками, серебряными бубенцами) основная цель охоты, добыча пропитания, не просто оттиралась на задний план, но даже страдала. Знатные господа беззаботно отбирали для своих бестолковых забав охотничьи угодья, работая на которых хороший ловчий с силками мог прокормить не только свою семью, но селение.

Впрочем, здесь я не собираюсь излагать историю сокольничьего искусства (ну, разве что совсем кратко), а рассказываю об очередном "маленьком открытии". Сюжет "Демуазель д'Из" исключительно прост, и если бы не совершенно очаровательные, наполненные неподдельной любовью к достаточно безрадостным бретонским пейзажам, описания, легкий налет мистики — ровно такой, чтобы не забить, а лишь подчеркнуть собственный вкус и аромат произведения, и, конечно же, некоторое количество своеобразного средневекового "колорита", рассказ не стоил бы внимания. Перечисленные же ингредиенты (мда, судя по сравнениям, я проголодалась…), взятые в верной пропорции, создают рассказ, возможно и не уникальный, но достойный.

Итак, наш герой, как понятно (а, нет, вам не понятно, но я так могу сказать: насколько я знаю, герои всех рассказов Чамберса, по крайней мере, в сборнике "Король в Желтом" — американцы), молодой американец с необычным именем Филип, которого его увлеченность охотой заманила на вересковые пустоши Бретани. Не послушав доброго совета местного друга, он самоуверенно отправляется на прогулку в одиночестве, и в итоге к закату обнаруживает, что едва ли понимает, где находится. Пустоши не жалуют чужаков, и ночь под открытым небом может оказаться пренеприятнейшим опытом, к которому, впрочем, герой готовится с обреченным смирением — за неимением какого-либо выбора. И тут случается неожиданная встреча: прямо на героически замерзающего Филипа вылетает птица, так же, как он увлеченная охотой. Но не появление пернатой хищницы смущает молодого человека, а ее наряд (не перья, понятное дело): кожаные шнурки, прикрепленные к лапкам, и привязанные к ним бубенцы — обычные признаки охоты, которую автор называет забытой древней традицией.

Древняя — несомненно. А вот с позабытостью я бы поспорила.

Как написано в разных источниках, охота с хищной птицей возникла предположительно в Индии, а затем была перенята всеми азиатскими народами, так что с ней были знакомы и соотечественники Гильгамеша, и китайские императоры, и монгольские кочевники. В Европу эта традиция проникла приблизительно в 1-3 веках нашей эры, то ли от скифов, то ли от гуннов (точное время и источник установить теперь вряд ли возможно, так как, понятное дело, ни одной фактической записи вроде "сегодня тусовались с гуннами\скифами. прикольные ребята! показали своих птичек. надо научиться так же — девкам нравится." не сохранилось).А на Руси появилась и того позже, веке в 8-9-ом, благодаря взаимоотношениям как с Европой, так и с южными соседями-степняками. Уже у Вещего Олега был обширный соколиный двор, но особенную популярность охота с птицей приобрела во времена царствования Алексея Михайловича, царя тишайшего, коий, как говорят, был страстным любителем охоты вообще, и соколиной охоты — особенно.

Именно богатая отечественная традиция позволила мне как-то сориентироваться в том, что говорится в рассказе. Посмотрите, например, на такой фрагмент, в котором прекрасная хозяйка замка Из дает указания своим ловчим, отправляющимся по утру на охоту:

цитата

Луи Пирью, гони псов как следует и не жалей ни кнута, ни шпор. А ты, Рауль, и ты, Гастон, смотрите, чтобы épervier не оказался niais, и если, по-вашему, он будет хорош, faites courtoisie à l'oiseau. Jardiner un oiseau вроде того mué, что сидит на руке у Хастура не так трудно, но тебе, Рауль, может статься, не будет так уж легко управляться с этим hagard. Дважды на прошлой неделе он был au vif и упустил beccade, хотя и приучен уже к leurre. Птица ведет себя как глупый branchier. Paître un hagard n'est pas si facile. И если ты, Рауль, решишь отпустить longe и оставишь этого haggard au bloc, я не скажу ни слова, ибо было бы жаль терять такой прекрасный день с плохо наученным sors.

Мило, правда? С тем же успехом она могла бы говорить по-корейски. Впрочем, в последствии, объясняя искусство соколиной охоты чужеземцу, она сама разъясняет часть терминов:

цитата

Она увела меня в сторону, чтобы показать молодых соколов, все еще остававшихся в гнезде.

— В сокольничем деле таких зовут niais, — пояснила она. – Branchier – птенец, который только покинул гнездо и перелетает с ветки на ветку. Молодая птица до первой линьки зовется sors, а mué – это ястреб, пойманный до первой линьки и полинявший в неволе. Когда мы ловим дикого сокола, который уже сменил оперение, мы называем его hagard.

цитата

В первую очередь у них должен быть хороший аппетит, — говорила она, — затем понемногу я даю им все меньше еды – мы зовем ее pât. И после многих ночей, проведенных здесь au bloc, как они сидят сейчас, когда мне удается заставить haggard спокойно сидеть на запястье, птица готова к тому, чтобы начать обучение за еду. Я прикрепляю pât к концу ремешка или к leurre, и учу птицу прилетать ко мне, как только я начинаю вращать приманку над головой. Поначалу, когда сокол подлетает, я бросаю pât, и он ест пищу с земли. Понемногу он учится хватать leurre на лету, когда я раскручиваю ее над головой, и стаскивает ее на землю. После этого просто научить сокола атаковать по команде, помня о том, что надо «faire courtoisie á l'oiseau», то есть позволять птице попробовать добычу.

Но все равно мне пришлось составить для себя нечто вроде словарика:

longe, происходящее, как я полагаю, от long — "длинный, долгий", является должиком — длинным кожаным шнурком, которым птица привязывается к поясу охотника (когда она сидит на перчатке) или к насесту. Крепится к опутенкам (так же называемым обнасцами, обножами, ногавками, опутами или опутинами), привязанным непосредственно к ногам птицы.

leurre — это вабило, приманка — кусок кожи на веревке с прикрепленными к нему перьями, служит для обучения хищной птицы охоте (на картинке охотник как раз раскручивает в воздухе такую приманку — вабит обучаемого птенца, привязанного к его запястью должиком).

branchier, образованное от слова branche — "ветка", означает птенца, еще не умеющего толком летать, и только перелетающего с ветки на ветку; русский термин для него — слёток.

bloc — это насест, стул — "полуаршинный обрубок, сверху обитый войлоком или сукном".

mué происходит от глагола muer — "меняться, линять". В русском есть слово мыть — линька. "Мытчий сокол, кречет или ястреб, т. е. перелинявший, и по числу линяний означается их возраст, напр. сокол двух мытей".

И, соответственно, un hagard — это дикомыть, птица, впервые перелинявшая еще на воле.

Словосочетание paître un oiseau, в моем понимании, близко к термину вынашивать птицу, то есть, воспитывать и приучать. Вот что пишет об этом французский справочник 18 века: "это означает кормить птицу за выполнение [задания], пряча еду, если она не слушается".

Некоторым терминам, впрочем, мне не удалось найти однозначных эквивалентов. Так, beccade (от слова bec — "клюв") — добыча хищной птицы, которую она заклевывает.

Словосочетание jardiner un oiseau (от слова jardin — "сад") означает "выносить охотничьих птиц в сад, под утреннее солнце". При этом, указывает источник, ястребов следует сажать на перекладину или стул, а соколов обоего полу — на холодный камень.

Итак, чтобы получить хорошую охотничью птицу, лучше всего взять ее из гнезда до первой линьки, а потом долго и терпеливо обучать. Во французском есть два термина: fauconnerie — обучение соколов и autourserie ястребов. Очевидно, на деле все не так просто, как выглядит на бумаге: недаром об искусстве воспитания хищных птиц в разные века, на разных языках писались целые труды, как, например, De arte venandi cum avibus императора Фридриха II (тоже, кстати, вошедшего в историю как один из поклонников соколов) или японский "Новый канон о воспитании соколов" (Shinshuu Youkyou).

Современному же человеку, который захочет приобщиться к древнему искусству, в первую очередь стоит помнить о том, что большинство упоминавшихся здесь птиц являются охраняемыми, и держать их дома, не имея на это разрешения, — уголовное преступление. Для тех же, кто готов преодолеть ради любимого увлечения многочисленные преграды, существуют питомники, охотничьи клубы, съезды и фестивали по всему миру.

А для того, чтобы показать, что все, описанное выше — не столь уж далекая от нашей реальности вещь, в качестве бонуса я привожу несколько фотографий, сделанных на фестивалях неподалеку от Санкт-Петербурга.

И в конце — немного ссылок для тех, кто заинтересовался темой и хочет узнать о чем-то подробнее (у меня, при всем моем желании, вместить все в одну статью ну никак не вышло):

Соколиная охота на Руси.

Соколиная охота в Китае.

Интереснейший рассказ о приручении выпавшего из гнезда птенца балобана.

Статья о национальном киргизском охотничьем празднике Салбурун.

Об охоте с беркутом в Казахстане.

Еще о состязании казахских беркутчи.

"Охота в живописи" — большая подборка иллюстраций о соколиной охоте.

"Книжка с картинками" — биография царя Алексея Михайловича.Статья в Webster's Online Dictionary (английский).